Там, где я вырос, было много психопатов – простых работяг, чьим главным талантом было умение махать кулаками, поэтому я знаю кучу способов, как не вляпаться в драку. Когда я стал знаменитым, медиа начали писать обо мне разные гадости. И я подумал: ничего себе, эти ребята такие же психи, только вместо кулаков у них слова.
Я очень трепетно отношусь к главным ценностям. Может, это и неправильно, но я не думаю, что норма – это когда человек хороший. Кто сказал, что люди должны быть хорошие, честные, искренние? Почему они должны радоваться и улыбаться нам? Нормально – это когда люди обманывают, лукавят, ищут себе какие-то блага. И тогда все остальное, выходящее за рамки этой нормы – когда человек сказал тебе «спасибо», не соврал, поддержал тебя, сделал что-то хорошее, хотя мог этого и не делать при условии, что ты не зависишь от него, а он – от тебя – вызывает большую радость, ликование, и вообще делает мир прекрасным.
Время – одна из тех вещей, на которые мы не в состоянии повлиять. Единственное, что мы можем сделать, – это наполнить наши дни, сделать их длиннее, шире. И средство одно – любовь и внимание к окружающим.
Помню, в детстве я съезжал с горок на деревянных лыжах, просто как нефиг делать. Потом через несколько лет пришел на эту горку, и у меня внутри пробежал холодок. Я подумал: «Нет, надо съехать». Съехал, сломал одну лыжу и понял — больше никогда! В Австрии в горах дети — крохи по 2,5 года — катаются по таким местам, где взрослые сто раз подумают: «Я упаду, сломаю ногу, отпуск насмарку, гипс, страховка…» А дети не думают о причинно-следственной связи. Так надо и в кино, и везде — не размышлять долго и бесплодно, а отрываться!
Поверьте, я очень далек от мысли о своей особой роли в фильмах Балабанова. И поэтому могу сказать о них прямо: это умелая или неумелая, но терапия, это какой-то кислород, который сейчас нужен.
Я же не актер, у меня этот орган, ведающий актерским самолюбием, отсутствует. Для актера, наверное, обидно после героев получить маленькую роль. У него амбиции, честолюбие… А для меня этого вопроса не существует. Мы с Лешей Балабановым друзья, которые вместе что-то делают.
Я отвечаю за моего героя и не отказываюсь ни от одного его слова, ни от одного поступка, хотя все это режиссер придумал. Может быть, я вообще слишком много значения придаю работе. Я всегда и везде говорю: я не артист, я не артист, я не артист.
Я опасаюсь заявлений типа «наше время пришло». Чье время? Время думающих интеллигентных людей? Но почему, кто нам его подарил, как мы им распорядились? Мне кажется, это ложная формулировка – «теперь наше время».
Я нисколько не хочу приуменьшать силу воздействия фильмов о Брате. Но мне кажется, что их не стоит разбирать как реальную историю, случившуюся с конкретными людьми.
Мне интересно жить. Интересно разговаривать с таксистом, проститукой, которая сидит в этом баре, гулять, смотреть на лица. В магазины заходить, смотреть хорошее кино, читать хорошую литерутуру, потому что везде-везде-везде есть то, что тебя радует.
Думаю, публика ждет чистого человека. Он наивен, мало что знает о том, как должна быть устроена жизнь, вряд ли у него в голове есть такая же четкая картина мира, как, скажем, у Данилы Багрова. Этот человек очень молод, но уверен в себе, хотя и беззащитен. Он будет силен своей чистотой — и все.
Конечно, суеверие – грех, но есть какая-то кармическая ответственность. Это тысячи раз было проверено.
Вообще-то я больше люблю слушать. Мне это интереснее. Когда я выступал в эфире, время постоянно надо было чем-то заполнять. И ты чувствуешь себя мясорубкой, в которую забрасывают мясо, а она выпускает фарш. Меньше слов. В этом больше силы.
Признание, популярность – это далеко не всегда адресное попадание. И тяжело бывает… Пробую я девочку на главную роль в своем первом фильме, разговариваю, спрашиваю: «Тебя предавали когда-нибудь в жизни?» А она: «Подпишите, пожалуйста, открыточку»…
