– Инвентаризация! – сказал мужчина, не поздоровавшись, а две женщины набросились на мебель.
– Письменный стол – один! – читал в блокноте муж чина.
– Есть, – ответила одна из женщин. – Инвентарный номер, – она нашла прибитую к ножке стола жестянку с номером, – три тысячи семьдесят три!
– Есть! – И мужчина поставил галочку в блокноте.
Верочка с изумлением уставилась на бесцеремонных посетителей. Но на Верочку комиссия не обращала никакого внимания. Другая женщина переворачивала стулья вверх ногами в поисках инвентарных номеров.
В коридоре Ольга Петровна встретилась с Самохваловым.
– Доброе утро, Юра! – смущенно поздоровалась Ольга Петровна.
– Здравствуй, здравствуй, – на ходу ответил Самохвалов и, ускорив шаг, вошел в приемную.
– Здравствуйте, Юрий Григорьевич. Вам письмо!
Самохвалов взял письмо и скрылся у себя в кабинете.
– Вера, зайдите ко мне! – раздался голос из селектора Калугиной.
– Графин для воды – один! – продолжал читать глава инвентаризационной комиссии.
– Где на нем инвентарный номер? – спросила женщина, взяв графин в руки.
– На дне посмотри, – сказала другая женщина.
И действительно, на дне графина был неряшливо нарисован черный номер. Обстановка в приемной уже напоминала сцену разгрома.
– Вы тут поаккуратней, – строго заметила Верочка и, взяв блокнот и карандаш, зашла к Калугиной.
– Вера, мне бы хотелось с вами поговорить! – испытывая неловкость, сказала Калугина.
– Слушаю вас, Людмила Прокофьевна.
– Да вы сядьте, пожалуйста! Сядьте. – в голосе Калугиной явно звучали какие-то человеческие нотки. И именно поэтому Верочка с недоумением взглянула на Калугину и села. Калугина продолжала мяться: – Я хотела бы с вами проконсультироваться.
– О чем, Людмила Прокофьевна? – Верочка продолжала соблюдать служебную дистанцию. – Хотите о ком-нибудь еще собрать сведения?
– Нет. знаете. как бы это сказать. Ну, словом. что теперь носят?
– В каком смысле? – не поняла секретарша.
– В смысле одежды! – шепотом пояснила Калугина.
Верочка по-прежнему проявляла редкую несообразительность:
– Те, которые знают, что теперь носят.
– А зачем это вам? – бестактно брякнула Верочка и тут же спохватилась: – Извините.
– Да нет, пожалуйста. – Калугина была в замешательстве и неуклюже соврала: – Ко мне тут приехала родственница из маленького городка.
– Понятно. – Верочка на секунду задумалась, с чего бы начать. – Начнем с обуви. Именно обувь делает женщину женщиной.
– Шузы сейчас в ходу на высоком каблуке, желательно с перепонкой.
– Простите, я не поняла, что такое шузы. – призналась Калугина.
– Обувь, – объяснила Верочка. – Это от английского слова «шууз». Что касается сапог, то сейчас нужны сапоги гармошкой. на каблуке.
– Минутку, – сказала Людмила Прокофьевна, взяла карандаш и принялась записывать. – Не так быстро. Что должно быть гармошкой – каблук или сапог?
– Сапог, – пряча улыбку, объяснила Верочка. – Каблук должен быть высоким. Сколько лет вашей родственнице?
– Джины носить уже не стоит.
– Извините, Верочка, а джины – это что такое?
– Людмила Прокофьевна, вы меня удивляете. Джины – это по-нашему джинсы. Платья в моде разные – «миди» и «макси». Ноги у нее красивые?
– Средние, – замялась Калугина и спрятала свои ноги под стол.
– Неудачные ноги лучше прятать под «макси», но для «макси» ваша родственница стара. Остается «миди» – около десяти сантиметров ниже колена.
Калугина старательно записывала.
В кабинет без стука ввалилась комиссия по инвентаризации. Не поздоровавшись и не обратив никакого внимания на людей, комиссия, как саранча, набросилась на мебель.
– Что это такое? – изумилась Калугина.
– Инвентаризация! – объяснила Верочка.
– Сейф – один! – прочитал по блокноту мужчина в темно-сером халате.
Женщина нашла инвентаризационный номер и бесцеремонно прокричала:
– Номер двести шестьдесят девятый.
– Есть! Теперь стол для заседаний – один! – продолжал мужчина, пометив в блокноте наличие сейфа.
Одна из женщин залезла под стол.
– Три тысячи восемьсот двадцать первый!
– Есть, – пометил в блокноте мужчина.
– Какая бесцеремонность! – сказала Калугина Верочке.
– Пойдемте отсюда в зал заседаний, – предложила Верочка, и директор с секретаршей бежали с поля брани, сопровождаемые выкриками:
– Телефонных аппаратов – три! Письменный прибор – один! Шкаф – один! Занавески – четыре штуки.
В это время в общем зале появились Новосельцев и Шура, Новосельцев с трудом тащил бронзовую лошадь. С грохотом водрузил ее на свой рабочий стол и в изнеможении опустился на стул.
– Это что такое? – изумилась Ольга Петровна.
– Раньше люди ездили на лошадях, теперь времена изменились, – невесело пошутил Анатолий Ефремович.
Вокруг скульптуры мгновенно столпились сослуживцы.
– Красиво, верно? – Шура была горда покупкой.
– Хороша лошадка, – одобрила Рыжова. – Это кому?
– Вот, гравер написал. – И Шура прочитала: – «Дорогому Юрию Ивановичу Боровских от родного коллектива в день пятидесятилетия».
А Калугина и Верочка устроились в зале заседаний. Здесь обычно проходили общие собрания и праздничные вечера. Зал был сравнительно небольшой, мест на сто пятьдесят. На сцене стояло в ряд несколько столов. Когда эти столы покрывали красной скатертью, получался один длинный стол для президиума.
Верочка продолжала лекцию.
– Очень важна комбинаторность. Скажем, батник и трузера, это означает брюки, – пояснила Верочка. – Или же однотонный батник с клетчатой расклешенной юбкой.
– Большое спасибо. – Калугина записывала каждое слово секретарши.
Калугина сидела в первом ряду, а Верочка расхаживала перед ней.
– Парики теперь не носят. – информировала Верочка.
– И слава Богу, – облегченно вздохнула Калугина.
– Очень важна сейчас линия бровей. К примеру, ваши брови, Людмила Прокофьевна, не современны. Сейчас требуются выщипанные брови, тонкие, как ниточка. Помада должна быть яркой, а лак для ногтей – сочного вишневого цвета.
. Около бронзового коня события тоже не дремали.
– Надо спрятать лошадь! – заявила Шура Новосельцеву.
– Зачем? Кому она сдалась? – изумился Новосельцев.
– Как вы не понимаете, Новосельцев. Важно, чтобы юбиляр не увидел лошадь и не обрадовался раньше времени!
– Шура права, – иронически поддержала Ольга Петровна.
– Новосельцев, пошли! – приказала профсоюзная активистка.
– По коням! – скомандовал измученным голосом Анатолий Ефремович, с трудом поднял статую и поплелся за Шурой.
. А в зале заседаний Верочка учила Калугину уму-разуму.
– Но главное на сегодня – это походка! Старшее поколение, Людмила Прокофьевна, не умеет элегантно ходить. И этим оно принципиально отличается от нашего. Извините, но вы все ходите, – Верочка взбежала на сцену и показала, – вот вы как ходите. будто сваи вбиваете.
– Да, некрасиво. – сокрушенно согласилась Людмила Прокофьевна.
– А мы ходим, как богини. – И Верочка показала, как ходят современные богини.
– А трудно так научиться ходить? – робко осведомилась Калугина.
– Для человека нет ничего невозможного. Если вас не затруднит, вы, пожалуйста, поднимитесь ко мне!
Калугина тоже поднялась на сцену, подошла к Верочке и стала рядом.
– Пожалуйста, следите за мной, Людмила Прокофьевна. Только шаг начинайте не с пятки, а с носка. И. р-раз.
Верочка и Калугина заходили по сцене.
Отворилась дверь, в зал ввалилась Шура, за ней Новосельцев втащил бронзового коня.
Калугина остановилась, застигнутая на месте преступления.
Новосельцев смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Только Шура ничего не заметила.
– Людмила Прокофьевна, нам надо спрятать лошадь, – сказала она. – Там в шкафу за сценой.
Калугина старалась не смотреть на Новосельцева:
– Да-да. конечно. в шкафу! А зачем?
– От юбиляра! – разъяснила Шура.
– Да, правильно, от юбиляра надо спрятать. А она поместится в шкафу? Ладно, как-нибудь впихнем!
Отворилась дверь в зал заседаний.
– Шура здесь? – прокричала одна из сотрудниц. – Шура, вас срочно вызывают в местком!
Шура быстро покинула зал заседаний.
– Я вам больше не нужна? – спросила Верочка у Калугиной.
– Да, да. Спасибо вам большое.
Верочка вышла из зала в приемную. В пустом зале Новосельцев и Калугина остались одни.
– А что вы тут такое делали, Людмила Прокофьевна? – подозрительно спросил Новосельцев.
– Вы положите лошадь, вам же тяжело! – уклонилась от ответа Калугина.
– Мне не тяжело, я сильный! – с вызовом сказал Анатолий Ефремович и вежливо добавил: – Как вы провели вчерашний вечер?
– Очень хорошо, благодарю вас, – вежливо, в тон, ответила Калугина. – Мне позвонил приятель и заехал за мной на собственной машине.
– Какая у него машина? – саркастически полюбопытствовал «всадник наоборот».
– Новая «Волга». – Калугина продолжала оставаться на сцене.
– Где он достал такую уйму денег?
– Он крупный авиаконструктор. Он повез меня в ресторан.
Калугина попыталась вспомнить название ресторана.
