В августе новым директором департамента по вопросам новых вызовов и угроз МИД РФ был назначен Владимир Тарабрин. В интервью корреспонденту РИА Новости Анастасии Ивановой он рассказал, как сейчас обстоит ситуация с борьбой с терроризмом в Сирии, какое направление совместной антитеррористической работы с США является наиболее успешным, почему Москва считает опасной продвигаемую рядом стран доктрину превентивных киберударов и с какими инициативами выступает Россия в области противодействия морскому пиратству.
– Как сейчас обстоит ситуация с терроризмом в Сирии? Сократился ли за последний год приток иностранных боевиков в САР? Можно ли сейчас в целом говорить о снижении террористической угрозы в регионе?
– В целом Сирия возвращается к мирной жизни. Об этом сейчас уже можно говорить достаточно определенно. Не без труда, медленнее, чем хотелось бы, но процесс этот идет, и он, наверное, необратим. Однако, в некоторых регионах страны сохраняется весьма сложная ситуация. Так, порядка 1,5 тысячи боевиков рассредоточились на юго-востоке Сирии и в идлибской зоне деэскалации. Еще 1,5 тысячи игиловцев (сторонников террористической группировки «Исламское государство», ИГ, запрещена в РФ – ред.), по нашим данным, вернулись в места постоянного проживания или прибыли под видом временно перемещенных лиц в подконтрольные сирийскому правительству районы и также в район Заевфратья. Сегодня все более явной становится тенденция оттока иностранных террористов из Сирии и Ирака в другие страны и регионы, в том числе в труднодоступные районы государств Сахаро-Сахельской зоны – Мали, Нигер, Буркина-Фасо, Камерун, Нигерия и Сомали. Террористы бегут также и в Афганистан, где сохраняется значительная террористическая угроза, в том числе со стороны афганского «филиала» ИГИЛ* – так называемой «Вилаят Хорасан», которая является достаточно опасной террористической группировкой.
С учетом значительного снижения боевого потенциала игиловцы повсеместно делают упор на развертывание сети террористического подполья, формирования тыловых баз и ведения периодических акций устрашения и диверсий.
– А в целом «Исламское государство»* по-прежнему представляет серьезную угрозу безопасности в других странах?
– В Сирии и Ираке ИГИЛ* потерпело поражение, но, как уже отмечалось, во избежание дальнейших потерь ИГИЛ* осуществляет вывод боевиков, материально-технических и финансовых ресурсов из зон активных боестолкновений в Сирии и Ираке в другие страны региона.
– А что можно сказать о ситуации в соседнем Ираке?
– В Ираке, несмотря на завершение военной кампании против ИГИЛ*, по-прежнему актуальна угроза дальнейшей дестабилизации обстановки. Недобитое игиловское подполье перешло к диверсионной войне, делая ставку на разжигание суннитско-шиитского конфликта. В этой связи все большее значение приобретает координация антитеррористических действий в рамках Багдадского информационного центра с участием военных Ирака, Ирана, России и Сирии, а также взаимодействие Багдада с Дамаском по уничтожению остатков террористических группировок на сирийско-иракской границе.
– Как сейчас в целом складывается взаимодействие России и США по борьбе с терроризмом?
– Сотрудничество России и США по борьбе с терроризмом в целом развивается. У нас возобновился двусторонний диалог по контртерроризму и развивается он достаточно динамично. Буквально на днях, 9 сентября, состоялась встреча его кураторов. С российской стороны – это заместитель министра иностранных дел Олег Сыромолотов, с американской – первый заместитель госсекретаря Джон Салливан. Высокопоставленные дипломаты и их коллеги из профильных ведомств подвели промежуточные итоги контактов по антитеррору, которые проходили на уровне экспертов и регулярно проводились в течение года, и наметили планы дальнейшего взаимодействия. Надо сказать, что с обеих сторон чувствуется интерес к переговорам и нацеленность на достижение результатов, которые позволяют усиливать безопасность наших государств и граждан и более эффективно бороться с угрозой терроризма по всему миру.
Хочу подчеркнуть, что по многим аспектам противодействия террористическим вызовам подходы России и США схожи или даже совпадают. Например, вы, наверное, знаете о заявлениях президента США Трампа с призывом к европейским странам забрать своих граждан, которые воевали на стороне ИГИЛ* и были задержаны в Сирии. Мы также считаем, что джихадистов и членов их семей лучше всего вернуть в страны исхода, причем виновных судить, а остальных, в том числе, несовершеннолетних, брать на особый учет и проводить с ними комплексную работу по дерадикализации, чтобы вернуть их к нормальной, мирной жизни. Нельзя закрывать глаза на то, что многие из этих людей, пусть они и не совершали террористические преступления, во многом были подвержены террористической идеологии. Что касается детей, то они с малых лет жили в этой среде. Вместе с тем в Европе, к сожалению, в частности, в тех странах, где любят критиковать других за нарушение прав человека, не очень-то торопятся принимать своих граждан обратно. Более того, там намеренно создают различные административные препятствия их возвращению и преданию суду за совершенные преступления.
Если говорить о взаимодействии России и США, то, наверное, одним из самых успешных направлений совместной антитеррористической работы является борьба с финансированием терроризма. Диалог развивается как в рамках упомянутого двустороннего формата, так и в чисто практической плоскости по линии подразделений финансовых разведок России и США. В том числе, это взаимодействие осуществляется на многосторонних площадках, в первую очередь, ФАТФ (Группа разработки финансовых мер борьбы с отмыванием денег – ред). И, надо сказать, с учетом схожих взглядов на проблематику противодействия финансированию терроризма мы видим хорошие перспективы наращивания профильного взаимодействия и информационного обмена с американскими коллегами.
– Уже известно, когда могут состояться следующие переговоры России и США в двустороннем формате по антитеррору?
– Договорились, что следующие переговоры на уровне координаторов состоятся во второй половине 2020 года. До этого будет проходить интенсивная работа на экспертном уровне.
– Радикальные идеи часто получают широкое распространение благодаря интернету, соцсети облегчили террористами задачу вербовки молодежи в свои ряды. Обсуждаются ли сейчас соглашения с другими государствами по противодействию терроризму в киберпространстве? С какими странами налажен диалог по данному вопросу?
– Вы правы, террористы активно используют интернет для распространения своих идей и вербовки новых сторонников, особенно среди молодежи, которая значительное время проводит в соцсетях, мессенджерах, на видеохостингах. И, конечно, молодежь, наверное, наименее устойчива к психологическому и идеологическому воздействию со стороны террористических группировок. Поэтому задача налаживания эффективного международного сотрудничества по противодействию распространению противоправного контента в интернете стоит, как никогда, остро. При этом мы убеждены, что такое взаимодействие должно выстраиваться на обязательном соблюдении международного права, отказе от использования двойных стандартов и скрытых повесток дня в отношении террористов, признании за государствами и их компетентными органами ведущей роли в борьбе с терроризмом и экстремизмом. Со схожих позиций в данном вопросе выступают наши союзники, единомышленники по ОДКБ, СНГ, БРИКС и ШОС. Если говорить о правовой основе такого сотрудничества, то хорошим примером является подписанная в июне 2017 года конвенция ШОС по противодействию экстремизму, в которой удалось отразить консенсусные подходы к борьбе с экстремизмом и терроризмом. В нынешних условиях, по нашему мнению, этот документ может служить стандартом ведения и антитеррористических задач профильного международного сотрудничества. Кстати, конвенция открыта не только для участия государств-членов ШОС, но и для всех других заинтересованных государств. Мы призываем всех присоединиться к этому документу и продолжаем работу над укреплением взаимодействия в этой сфере.
А вот что касается некоторых зарубежных партнеров, в первую очередь западных, то они предпочитают выстраивать сотрудничество в данной сфере исключительно так называемых союзных, демократических государств, не желая подключать такие страны, как Россия и Китай, в частности, к выработке единых правил для государств и IT-компаний по мониторингу, блокировке, удалению противоправного контента в интернете. Один из примеров таких кулуарных договоренностей – 15 мая в Париже несколькими странами и it-компаниями была принята новозеландская инициатива, так называемый «Крайстчерчский призыв к действию по борьбе с террористическим контентом в Интернете». Мы абсолютно понимаем мотивы, которыми руководствовались авторы этого документа после страшного теракта в Новой Зеландии, однако инициатива получилась весьма сырой. В ней, к слову, ни разу не упоминаются ни ООН, ни другие профильные форумы, не говоря уже о ключевых принципах, на которых строится эффективное международное контртеррористическое сотрудничество.
А Россия всегда открыта к диалогу со всеми заинтересованными сторонами и выступает за выработку приемлемых для всех стандартов в сфере противодействия распространения террористической идеологии в интернете.
– Британские СМИ сообщили, что в армии страны появится дивизия по борьбе с киберугрозами, которая, в том числе, призвана сдерживать так называемую «российскую угрозу» в виртуальном пространстве. Для чего вообще Западом раздувается эта мнимая «российская угроза», и как Россия намерена противостоять подобным «дивизиям» в киберпространстве?
– Вы знаете, подобные сообщения уже даже сложно комментировать всерьез. Западные страны озвучивают их с завидной регулярностью, при этом доказательств причастности России до сих пор никто представить так и не смог просто потому, что таких доказательств нет, таких фактов нет. Подобные же обвинения в киберагрессии звучат тем более абсурдно, если вспомнить, что именно наша страна является пионером дискуссий по международной информационной безопасности. Россия еще 20 лет назад впервые подняла в ООН вопрос об угрозах в этой сфере и настояла на принятии Генассамблеей ООН соответствующей резолюции.
Для нас всегда было очевидным, что необходимо налаживать международное сотрудничество в сфере информационной безопасности, принимать меры по борьбе с вызовами в этой области, в том числе на глобальном уровне. Пока в международном сообществе отсутствует консенсус по данному вопросу, обстановка в сфере использования информационно-коммуникационных технологий становится все более напряженной. Наибольшая опасность, на наш взгляд, заключается в том, что инциденты онлайн могут привести к развязыванию полномасштабной войны офлайн. Реальную угрозу представляет продвигаемая рядом стран доктрина упреждающих, так называемых превентивных киберударов. Это очень опасная доктрина. Она подразумевает, что силовые акции в ответ даже на потенциальные кибератаки являются легитимными. Убеждены, что такой подход недопустим. Необходимо исключать ситуации, когда какое-либо государство самостоятельно и без предъявления доказательств определяет потенциальные источники киберугроз и наносит разрушительные удары. К сожалению, некоторые государства уже принимают данную концепцию на практике. Делается это без соответствующих санкций СБ ООН, в обход устава ООН, при этом обвиняемая сторона лишена возможности защитить свои права в судебном порядке. Подобные шаги способствуют закреплению в киберсреде диктата и права сильного, подрывают доверие между государствами. Мы исходим из того, что перечисленные проблемы должны решаться под эгидой ООН при активном участии всех заинтересованных членов международного сообщества. Благодаря усилиям более чем 100 стран у нас есть реальная возможность вывести переговорный процесс по международной информационной безопасности в ООН на качественно новый уровень.
В прошлом году Генассамблея ООН приняла решения, которые призваны возобновить дискуссию по международной информационной безопасности в двух форматах – в рабочей группе открытого состава и группе правительственных экспертов. Думается, что продуктивная работа этих структур даст свои результаты. В целом нужно не обмениваться обвинениями, а договариваться. Россия для такого диалога всегда открыта, надеемся, что и у наших партнеров здравый смысл когда-нибудь возобладает над русофобией.
– А будет ли Россия как-то отвечать, если действительно появятся такие дивизии?
– Мы делаем все, чтобы защитить наше киберпространство. У нас для этого достаточно возможностей. Сами по себе такие сообщения о различного рода «дивизиях» носят чисто пропагандистский характер. Если бы у западных стран имелись реальные намерения вести диалог, они бы об этом не говорили. Поэтому пусть это остается на их совести, а нас «дивизиями» не испугать, мы себя защитим.
– Еще одной глобальной угрозой является пиратство. В последнее время у берегов Африки участились случаи похищения моряков с грузовых кораблей. Какие меры сейчас принимаются в борьбе с пиратством?
– Вы правильно отметили, что морское пиратство – это серьезный глобальный вызов, который создает препятствия для свободы коммерческого судоходства в целом ряде регионов планеты и наносит заметный ущерб мировой экономике. Похищения членов экипажей торговых кораблей с целью выкупа в последнее время стали основной статьей дохода морских преступников. И если ситуацию у берегов Африканского рога, а также юго-восточной Азии пока удается держать под контролем, то обстановка в Гвинейском заливе за последние шесть-семь лет существенно ухудшилась. Нашу озабоченность вызывают последние акты морского разбоя, которые сопровождались захватом в заложники российских граждан, которые входили в состав экипажей иностранных судов. В целом с 2016 года в Гвинейском заливе зафиксированы по меньшей мере десять таких случаев.
В чем основные причины безнаказанности базирующихся в регионе пиратов? Это, в первую очередь, слабость военно-морского и правоохранительного потенциала прибрежных государств, высокий уровень коррупции в профильных ведомствах и неразвитое законодательство в этой сфере. Так, например, местные законы запрещают размещать на судах частную вооруженную охрану, использование которой наряду с присутствием многонациональных морских контингентов помогло преломить ситуацию и резко снизить пиратскую активность у берегов Африканского рога. Что касается Гвинейского залива, то не менее половины известных нам инцидентов зафиксированы в территориальных водах таких стран как Нигерия, Бенин, Камерун и других соседних стран. В соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву 1982 года такие преступления в территориальных водах классифицируются как вооруженный разбой на море, но не являются актом пиратства.
В настоящее время у международного сообщества имеется весьма скудный инструментарий рычагов воздействия на ситуацию в целом. Вопрос о проведении какой-либо многонациональной военно-морской операции по аналогии с Африканским рогом на повестке дня не стоит, а в СБ ООН никогда и не рассматривался. В отношении же сомалийских пиратов действует резолюция Совета Безопасности ООН №1851 от 2008 года и ряд других профильных резолюций, предусматривающих проведение силовых акций и дающих с определенными оговорками право преследовать преступников в территориальных водах Сомали. ВМФ России с 2009 года во исполнение поручений президента РФ принимает непосредственное участие в патрулировании акватории Аденского залива и проводке конвоев коммерческих судов, в том числе, иностранных, причем делает это на безвозмездной основе.
В Гвинейском заливе такого нет. Многостороннее сотрудничество по проблематике морской безопасности в этом регионе на сегодня идет главным образом по линии субрегиональных и африканских объединений, в рамках так называемого «процесса Яунде». Что касается нерегиональных партнеров, можно упомянуть «Группу друзей Гвинейского залива». Она не имеет мандата ООН на свою работу и действует лишь на основе договоренностей. Однако стабильно высокий уровень пиратской угрозы в регионе ставит под сомнение эффективность этих структур. В этой связи мы полагаем целесообразным активнее привлекать ООН для противодействия пиратству и морской преступности. В частности, начиная с 2018 года, продвигаем идею создания специализированного органа системы ООН по противодействию морскому пиратству и другим видам преступности на море. Думается, что такой универсальный орган мог бы стать принципиально новым межправительственным механизмом, независимым от других существующих структур и привязанным к конкретным проблемным районам мирового океана, занимающимся вопросами морской безопасности. Существующие профильные структуры не имеют универсального характера, а это был бы универсальный орган. В качестве альтернативного варианта в 2019 году совместно с Индией мы начали проработку инициативы Нью-Дели по созданию контактной группы по борьбе с пиратством в Гвинейском заливе по образу и подобию существующего уже десять лет аналогичному механизму контактной группы по борьбе с пиратством у берегов Сомали. В целом же решение задачи искоренения пиратства в регионе зависит от политической воли как прибрежных государств, так и в целом международного сообщества.
* Запрещенная в России террористическая организация
